(А. Рембо)

Что с нами происходит?

С нашим обществом и нашей культурой?

Возьмем для начала самый широкий, открытый для всех пласт- житейский, повседневный и его отражение в зеркале культуры, тоже повседневной. "Чернуха" нашей жизни сгущается в зеркале культуры- литературы, театра, кино, изо, телевидения, где нас ведут, говоря словами библейского Иова, "в страну мрака, где нет устройства, где темно, как самая тьма" (гл. 10; 22). и чтобы окончательно не застился свет в глазах многомиллионного обывателя, его безмерно потчуют на самом популярном из искусств – телеэкране - заморской "светлухой" - душещипательной долгоиграющей повестью о Марианне, Розе, "просто Марии" или очаровательной Замарашке (далее - везде). И мера популярности сентиментальной слизи сей "светлухи" такова, что ее образы покупает и использует самая коммерческая и потому самая назойливая телереклама. Какова масса, такова и обслуживающая ее реклама, ей потребная, и ведь затопила своими мутными осточертевшими волнами четверть экранного времени (снова мы "впереди планеты всей", теперь хоть в этом).

Духовных сил в этом случае (в лучшем случае!) хватает лишь на презрительную усмешку, на иронию, результатом чего и явился (во времена застоя) интеллигентский фольклор - анекдоты. Общественная жизнь сама превратилась в нечто вроде "скверного анекдота".

Прежде, в эпоху глухой безгласности, вездесущие анекдоты были выхлопом, форточкой, глотком свежего воздуха, который жадно вдыхали, хохоча, запершись на кухне. Теперь же анекдоты рассказывают со страниц популярных газет и даже с телеэкрана наши талантливые хохмачи. А роль исчезнувшего современного анекдота играет теперь... независимая пресса, радио и телевидение - как бы не издевались иные политические мазохисты насчет существования у нас независимой прессы. Гласность упразднила нелегальные источники информации любого рода и типа, информации об извращениях- от сексуальных до политических.

Итак, с нами происходит нечто странное - сама жизнь становится анекдотом, порою очень скверным и несмешным.

Что же касается "высоколобой" культуры, то тут царствуют вывихи и потуги, кажущийся необъяснимым выпендреж - в прессе, публицистике и СМИ, в литературе и искусстве, даже в ПОЭЗИИ! Отчего? Может, из желания быть непременно непохожим ни на кого, ни на что, отчасти же "положить" на все и всех, а то как и попросту - извините, читатель, из песни слова не выкинешь - из желания, такого милого русскому сердцу - на все и на всех насрать.

Щадя слух нормального читателя, просто укажу только на один пример, но зато особо изысканный: во-первых, это стихи не графоманские, а талантливые; во-вторых, из нового "высоколобого" журнала; в-третьих, это молодая поэтесса, стало быть, женское перо; в- четвертых, наконец, с такой высокой фамилией, что казалось бы одно это хотя бы должно обязывать. Указываемый пример развивает "международную тему", открытую незабвенным Володей Высоцким, чей герой, помните, плевал с Эйфелевой башни на головы тех самых парижан. Героиня же Ольги Флоренской заходит гораздо дальше - до прямой матерщины.

Сквернословие затопило сегодня все- всю общественную и даже сокровенную (которой, правда не остается) личную жизнь, - притом, казалось бы, без всякой надобности. Тотальный вал сквернословия: от школьников (и, о господи! - даже дошкольников, приносящих из детсада такое...) до государственных мужей, матюгом посылающих танки на Останкино (желая там узреть одни останки) или ныне пьянствующих в Госдуме.

Такая жизнь, не правда ли, похожа на известную историйку в том застойном анекдоте, когда отвергнутый жених, работавший ассенизатором, обозлился на неожиданный отказ своей невесты, вдруг выскочившей за другого, более богатого; так вот во время ее свадьбы с этим другом, отвергнутый ассенизатор, вымещая обиду, вставил шланг своей дерьмовозки в окно, где шел свадебный пир, и с удовольствием выпустил содержимое...

Да, поистине, ТАК ЖИТЬ НЕЛЬЗЯ, это давно всем ясно, но вот КАК - льзя?!

Живите "не по лжи", - определил Солженицин еще четверть века назад, взывая к бесстыдным руководителям бесстыдной сверхдержавы.

Но сегодня этого, так сказать апофатического (отрицательного) указателя уже мало, нужен лоцманский маршрут, каковой Александр Исаевич, по-видимому, сейчас и составлял, делясь малыми лоциями с нами по TV (пока его не "прикрыли").

Думается, что вышеприведенный анекдотический образ плещущей дерьмовозки в определенном плане является символом нашего времени куда более, нежели того "застойного" (и то сказать, не начался ли новый, теперь уже застой Реформы?). Особливо ежели вспомнить, что "лучший, талантливейший поэт советской эпохи" о поэте своего идеологического типа сказал без ложной скромности: "Я, ассенизатор и водовоз, революцией мобилизованный и призванный".

Так вот нынешний "ассенизатор" - поэт "чернухи", мобилизованный и призванный кризисом и анархией, заливает дерьмовыми (в буквальном смысле) образами весь пир скороспелой демократии, безголовой гласности, беззастенчивой свободы и дикого рынка, на который он смертельно обижен, ибо тот не посчитался с его - интеллигента - интересами.

Да, конечно, определенные основания есть и для обиды и для возмущения: полный беспредел коррупции во властно-управленческих структурах, отсюда - вопреки видимости - реальная импотенция власти (наблюдавший это уже здесь, на родине Солженицын, "мобилизованный и призванный" Духом, т.е. тем, что противостоит революции, назвал сие "сумасшедшим домом России"). А также, добавим, чудовищный разгул мафии, рэкета и просто уголовщины, насилия - в городах над предпринимателями и честными политиками, в селах - над фермерами; тотальное взяточничество, опухоль чиновничьей бюрократии, хапающей уже совсем беспардонно, и разросшейся до раковых метастазов... Ну и т. д.

Дело искусства не столько в том, чтобы фиксировать и фокусировать существующее положение и растерянность людей, сколько в том, чтоб сориентировать на лучшее и высокое, быть компасом для идущих, быть лоцманом на заблудившемся корабле.

Вот почему другой глашатай Духа, Иосиф Бродский, также "мобилизованный и призванный" спасать от революции, из своего заокеанского далека глядя на болящую Россию, говорил: здесь люди перестали испытывать уважение к чему- либо и друг ко другу, человек воспринимает другого как предмет, как вещь вполне заменимую и цинично отторгает: "Да кто он такой, чтобы...!?" Нам бы не иронизировать друг над другом, не издеваться, а почувствовать боль, тревогу и страдание его, как свои собственные (тем более, что они такие же!) и выразить ему свое сострадание, чем добавлю, и была славна всегда великая русская литература, да и вся русская - поистине сердобольная - культура.

Приведу теперь пример из вполне серьезного ряда, и тоже достаточно изысканный.

Перед ним напомню, что у Бродского, приобретшего большую географическую дистанцию от залитой чем-то нечеловеческим родины, сохранилась и дистанция эстетическая от этого черновика жизни; поэтому он, даже будучи ведомым богом поэтической иронии (а не христианским Богом), не смешивал горнее с дольним, божественное с эгоцентрическим. Тонкая и высокая ирония позволяла ему оставаться на высоте и над собою и даже над старыми мифами - например, в стихотворении на тему Христа, шествующего по водам (я остановлюсь на этом в гл. 8).

Но вот как прочитывает ту же тему современный ленинградский поэт (извините, оговорился, петербургский - только оговорочка- то знать – по-фрейдовски - не случайна!) - Виктор Соснора, поэт той же теперь знаменитой на весь мир школы. Ассенизатор нынешней "чернухи" готов теперь на самого Господа вякнуть": "Да Он кто такой?.."

(Соснора В. День зверя: Фрагменты // Комментарии. №3. М.: Медасо, 1994. С. 48).

Тут уже от уровня скверного анекдота впору подняться на уровень поэтического символизма и вспомнить, что путь того или иного общества в истории культуры не раз пытались обрисовать при помощи образа плывущего корабля: от "Корабля дураков" С. Бранта в поэзии и И. Босха в живописи до "Пьяного корабля" А. Рембо и, скажем, нашего не столь уж удалившегося от нас по времени соотечественника С. Есенина: "Ну кто ж из нас на палубе большой || не падал, не блевал и не ругался..." Есенину казалось, что качается и блюет только он, а корабль-то большой и величавый и плывет как надо.

Нынче же наш корабль, увы, совсем потерял управление и, естественно, его движение вперед - "без руля и без ветрил"; после ушедших самонадеянных капитанов он- не токмо что пьяный, но уже и поруганный и... и..., словом обгаженный... Не мудрено, что бывшие советологи вроде г- на Бжезинского брезгливо отказывают нашему кораблю в эскадре мировых держав рядом с их флагманом.

Кто же станет уважать того, кто сам себя не уважает?!

Думаю, не случайна, ох, не случайна - опять же по фрейдовски - та классическая подсознательная фраза каждого смертельно пьяного русского другому пьяному: "А ты меня УВАЖАЕШЬ?"... Ведь на языке у него то, что у трезвого в подсознании- тоска о недостаче желанного УВАЖЕНИЯ К СЕБЕ.

Недаром в первом в истории нормальном государственном праве, в римском, была статья, карающая смертью "за оскорбление величия народа". Правда, потом величие народа перенесли на Вождя народа, и республика померла - началась империя (это из напоминаний Ю. Домбровского - Секретариату ССП). Не поучительно ли для сочинителей наших указов, защищающих "честь и достоинство" только первого лица государства?

Это - реакция бумажная, формальная (какие указы ноне выполняются?!). Что же касаемо реальности, то реакция на былую аллилуйщину властям предержащим теперь такова, что вопреки всем указам и кодексам, поливают (из того самого "шланга") и президента, и народ, ничто не свято, даже сама святость (вспомните, как удушая священника Глеба Якунина в Думе, сорвали с него крест!) - и тех немногих, в ком она еще осталась, и ее уничтожают и пером и топором (как о. Александра Меня).

Наш народ - тот редкий тип недотепы, коего ничему не научает не только чужой опыт, но даже и собственный, национальный.

Почти полтора столетия назад Петр Чаадаев, озабоченный бедами и ошибками России, возопил: "Так почему же мы до сих пор не осознали нашего назначения в мире?! (Чаадаев П.Я. Ф.Тютчеву // Полн. собр. Соч. Т. 2. С. 212) "И если мы действительно сбились со своего естественного пути, нам, прежде всего предстоит найти его..." (Чаадаев П. Я. Ю. Самарину // Там же. С. 298.).

Наполеон Бонапарт

Наполеон, хоть и великий ум, а ошибся, и не только в том, что зря двинул на Россию, но и в своем предсмертном предсказании: после него не Европа "оказачилась" (т.е. русифицировалась), а, наоборот Россия "оевропилась", т.е. революционизировалась, или, по словам "отцов научного коммунизма" - "центр мирового революционного движения переместился в Россию" (К. Маркс, Ф. Энгельс). Сии геологические сдвиги в политике предчувствовали русские умы более точно, нежели Бонапарт.

Вышеприведенный крик чаадаевского ума и сердца был вызван знаменитой статьей Тютчева "Россия и революция" (написанной по- французски и напечатанной в 1849 г. в Париже, а в России, хотя и одобренная царем, она расходилась лишь в рукописи и была известна считанным лицам).

Так вот эта статья, имевшая европейский резонанс, открывалась следующим важным для нас, потомков, посылом: "Давно уже в Европе существуют только две действительные силы - Революция и Россия. Эти две силы теперь противопоставлены одна другой, и быть может завтра они вступят в борьбу... Революция - прежде всего, враг христианства! Антихристианские настроения есть душа Революции; это ее отличительный характер". (Тютчев Ф. И. Стихотворения и политические статьи. Спб., 1900. С. 474- 475).

И Чаадаев, возражавший в частностях, подчеркнул в своем отклике Тютчеву в качестве главной именно эту мысль: "...борьба, в самом деле, идет лишь между революцией и Россией: лучше невозможно охарактеризовать современный вопрос". (Там же).

В прошлом веке Европа была "пьяным кораблем", поставщицей революционных, бродильных идей и дел в мире, а Россия, наоборот, представлялась ковчегом благочестия, разлитого в народной душе христианства, ковчегом, плывущим прямо к Божьему маяку (хотя по вопросу о приоритете католичества или православия мнения резко расходились). Это с одной стороны, а с другой, конечно, это был еще и варварский колосс, могущий по- медвежьи намять бока, так, что европейский скелет и хрустнет "в тяжелых, нежных наших лапах" (если использовать образ из блоковских "Скифов").

А теперь несколько фактов по поводу взаимоотношений государевой власти с церковной на Руси и об однозначной "повторяемости" рабского повиновения второй по отношению к первой.

После посещения в 1569 г. весьма скромной обители - Успенского монастыря г. Старицы Иваном Грозным, замеченного царем скромного молодого монаха Иова "государевым "благорассмотрением" поставили в архимандриты; а в 1586 г. низложен митрополит всея Руси Дионисий, который "не нравился" Борису Годунову, - вместо него митрополитом поставлен тот самый (замеченный царем) Иов. А в XVII в. (1666 г.) по настоянию царя Алексея Михайловича великий реформатор русской церкви патриарх Никон был лишен патриаршего сана и сослан в Ферапонтов монастырь под караул.

Теперь перелистаем страницы истории и откроем современность.

Что мы увидим тут? Патриарх Тихон, человек высочайшей духовности и столь же высокого гражданского мужества, очень "не нравился" Ленину своими действиями (в частности, пытался спасти вымиравшее от страшного голода в 1922 г. крестьянство центральной России) и потому был лишен сана и посажен под арест в Донской монастырь.

Не могу не заметить в скобках, что повторяются а нашей истории в основном негативные ситуации, а позитивные что - то не очень. Например, митрополит Сергий (коего сейчас односторонне поминают в основном недобрым словом за "сергианство") в июне 1922 г. да, примкнул к "обновленцам" (поддакивавшим советской власти), но в августе уже следующего, 1923 г., покаялся перед патриархом Тихоном и был прощен, а в 1943 г. избран патриархом, до того же, между прочим, подвергался тюремному заключению "за антисоветскую деятельность". А вот нынешние призывы к современному патриарху со стороны, в частности, о. Глеба Якунина покаяться за былое вынужденное сотрудничество с властью и наушничество для КГБ - что-то до сих пор не возымели адекватных действий (наоборот, ему самому грозят отлучением).

Но это скорее исключения. Что же касается общей тенденции, то проклятая повторяемость нашей истории - в плане гигантских жертвоприношений - привела в XX в. к тому, что послушная в прошлом государственная религия была в сущности, вообще заменена с той же последовательностью, усердием и всеохватностью - государственной идеологией с теми же функциями всеобщего управления душами людей (немецкий социализм- марксизм превратился в русский ленинизм со своим символом веры, литургией, собственными "святыми" и т. д.).

Иван Грозный придумал опричнину - особый удел государев - с особой территорией, войском, репарациями и казнями, со своим "правом" выбора практически любых жертв; советские вожди придумали ЧК - КГБ с теми же функциями, но с несравненным размахом. Далее еще параллели: монгольское иго - большевистское иго; крепостное право, введенное с XV в. Судебником (1497 г.) и затем Судебным уложением (1649 г.) возвратится вновь с удручающей похожестью в отношении всего советского крестьянства в наших колхозах.

Одно из несомненных, гениальных открытий христианства - институт ИСПОВЕДИ (покаяния), способствующий рождению или обновлению человеческой души, в России был использован с чудовищным цинизмом властью.

(Близкие нам по славянской общности поляки, отнюдь не близки по духу, и дело даже не в том, что они католики, а в том, из-за чего Мицкевич рассорился с пушкинским кругом; в его "Дзядах" есть мысль о том, что "проклятые москали" снимут кандалы с ног, но повесят их на душу. Именно акцентировка этой идеи при театральной постановке "Дзядов" в хрущевское время спровоцировала поляков на восстание против Москвы; отсюда и их сохраняющаяся поныне неприязнь к нам).

В 1722 г. специальный царский указ обязал(!) священников доносить о выявленных на исповеди замыслах против государственных и церковных властей. Надо ли говорить о том, какой размах доносительство приобрело в советское время. "Стукач - герой эпохи социализма; сеть стукачей - основа советского строя" (Росси Ж. Справочник по ГУЛАГу. Ч. 2. М., 1991 г. С. 397). Подобное едва ли возможно у какого-либо другого народа.

Чаадаев, первый великий критик русской нации, писал А. И. Тургеневу о том, что все учреждения наши носят глубокий отпечаток национального характера, и с самых первых лет "все предвещает это неизбежное развитие нашего общества", а именно: "Все жаждет подчиниться игу какой-нибудь личной власти, все устроется в узких рамках домашнего быта и, наконец все стремится искать защиты под отеческой властью непосредственного начальника". (Чаадаев П. Я. Полн. собр. соч. Т. 2. С. 163).

Надо ли говорить, что эта характеристика, выданная нам в 1843 г., могла бы быть вписана в миллионы "личных дел" для отделов кадров и поныне, даже в постсоветском пространстве?!

Наконец, может быть, наиболее болезненное, поскольку речь идет о личном отношении гражданина, который хотел бы любить свою родину. Вот, например, нечасто цитируемое признание Пушкина: "Святая Русь мне становится невтерпеж... Я, конечно, презираю отечество мое с головы до ног - но мне досадно, если иностранец разделяет со мною это чувство. Ты, который не на привязи, как можешь ты оставаться в России? если царь даст мне слободу, то я месяца не останусь" (Пушкин А. С. Полн. собр. соч. Т. 13. Письма № 76 и 266).

Ему вторит - независимо от этого суждения - Вяземский: "Неужто можно честному русскому быть русским в России? Разумеется нельзя; так о чем же жалеть? Русский патриотизм может заключаться в одной ненависти к России - такой, как она нам представляется ..."(Вяземский П.А. Старая записная книжка. Л., 1929. С. 337). А она представляется в этом отношении совершенно неизменною и, что самое ужасное, не склонною к переменам...

Такое отношение ненависти - любви и боли за свое Отечество, за страшные черты, присущие его национальному облику (не этническому, а историческому!) повторят многажды каждый по-своему Герцен и Печерин, Чернышевский и Леонтьев - несмотря на духовные баррикады, разделявшие их (я имею в виду часто цитируемые тексты о "немытой России, стране господ, стране рабов", "жалкой нации, сверху донизу все рабы" и т. д.).

Именно это отношение, глубокое и честное, вновь повторится в XX веке (потому и повторится, что ничего не изменится в России) в трудах ВЕХОВЦЕВ и мыслителей, близких по духу, затем и русских эмигрантов за кордоном (после 1922 г.) и у диссидентов в России.

Неужели и впрямь ничто нас в жизни не может вышибить из этого проклятого седла??

Вот, казалось, бы, Реформа наконец-то достала и нас, непрошибаемых! Пошла Россия, тронулась родимая... Однако, открываю недавно вышедшую книгу Юрия Нагибина, замечательного писателя, человека тонкого и ранимого, глубоко нравственного и мужественного, способного на действительно гражданскую и мужскую (помните у Блока: "Россия, жена моя") любовь к родине. И что же мы узнаем в этой предсмертной книге - ИСПОВЕДИ, исполненной пронзительной искренности и чисто русской страстности в выворачивании наизнанку всех тайников души (вослед исповедям Гоголя и Толстого). Это написано в наши с вами дни, после событий октября 93 года.

"Народ состоит из людей, он также ответственен, как и отдельный человек... Самая большая вина русского народа в том, что он всегда безвинен в собственных глазах. Мы ни в чем не раскаиваемся, нам гуманитарную помощь подавай...

Может, пора перестать валять дурака, что русский народ был и остался игралищем лежащих вне его сил, мол, инородцы, пришельцы делали русскую историю... Удобная, хитрая, подлая ложь. Все в России делалось русскими руками, с русского согласия, сами и хлеб сеяли, сами и веревки намыливали. Ни Ленин, ни Сталин не были бы нашим роком, если б мы этого не хотели. Тем паче бессильны были бы нынешние пигмеи-властолюбцы, а ведь они сумели пустить Москве кровь...

Что с тобою творится, мой народ! Ты так и не захотел взять свободу, взять толкающиеся тебе в руки права... Ты цепляешься за свое рабство и не хочешь правды о себе, ты чужд раскаяния и не ждешь раскаяния от той нежити, которая корежила, унижала, топтала тебя 70 лет. Да что там, в массе своей - исключения не в счет - ты мечтаешь опять подползти под грязное, кишащее насекомыми, но такое надежное, избавляющее от всех забот, выбора и решений брюхо...

Сделаем небольшое философско-психологическое отступление в науку о человеке. Человек есть результат ТВОРЧЕСТВА - и своего личностного и наследуемого им всемирно-исторического творчества лучшей, продуктивной части человечества (если усвоение наследства сознательно состоялось). Эта способность к сотворению себя и целой Вселенной ошеломляет: даже там, где человек жестко ограничен природой, он восполняет свою ограниченность с помощью воображения. Так, человек несовершенен, невсевидящ, невсемогущ, но он осуществляет" победу над временем и тяготеньем" (М. Цветаева), созидая образ Бога - бессмертного и бесконечно всемогущего; он скоротечен, смертей, - и сотворяет целый институт бессмертия своей души (хотя ОТТУДА, по слову Шекспира, еще никто и никогда не возвращался и не мог о том поведать свету).

Счастливая ГАРМОНИЯ ЧЕЛОВЕКА И МИРА редко случалась в истории: эпоха классики в Элладе, Итальянский Ренессанс, Просвещение во Франции и Германии, отчасти в России. А эти эпохи устанавливалась хотя бы ненадолго гармония духа и тела в индивиде, индивида и общества, человека и мира. Он расширял свои земные и небесные горизонты, созидал державы и ощущал себя в мире уверенно, гордо, победоносно. ("Мы, полные божеством, станем теперь тем, кто нас создал", - Пико делла Мирандола в своей "Речи о достоинстве человека. Таковы были греки эпохи Перикла, итальянцы Высокого Возрождения, русские дворяне в эпоху Екатерины Великой).

Но и несравнимо более частая ДИСГАРМОНИЯ ЧЕЛОВЕКА И МИРА тем не менее тоже давала свои своеобразные продукты творчества. Чем более внешний мир (социально-политический режим) давил на человека, закабаляя его, принуждая быть жалким конформистом, тем- наперекор системе - больше и глубже человек открывал свой внутренний мир. Так, на закате Римской империи под пятой прокуратора и легионеров родилось и распространилось христианство с его обращением к внутреннему человеку, к впервые открытой им ДУШЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ. ("Приидите ко мне все страждущие, и Я утешу вас", - слова Христа на портале некоторых христианских храмов. Сравните это с надписью на портике храма Апполона в Дельфах "Познай самого себя" - в смысле своего места в мире. Аполлон величав, сверхкрасив и указывает человеку на его место в космосе; Христос же понимает человеческое страдание и, сострадая, утешает).

В XX веке под пятой надвинувшегося тоталитаризма - советского большевизма и фашизма в Европе- вместо угасавшей религии распространился психоанализ с его учением и лечением души человеческой. Великий психолог К.Г. Юнг выпустил в свет специальный труд "Проблемы души нашего времени" (декабрь 1930 г.), где он заявил, что "сегодня без души уже не обойтись", потому что "нигде мы близко не стоим так к самой возвышенной тайне всех начал, как в познании собственной Самости... которая по извечному нашему заблуждению всегда кажется нам уже известной. Однако реально глубины мирового космоса известнее нам, чем глубины Самости, где мы, правда, сами того не ведая, можем почти непосредственно украдкой) наблюдать за творческим бытием и становлением". (К.Г. Юнг. Проблемы души нашего времени. М., 1994).

Полагаю, что и сегодня, после крушения империи социализма на планете, аналогичная проблема встала перед нашим обществом и, по-видимому, даже перед человечеством в целом, ибо духовные нужды нашего времени все те же: ПОИСК УТРАЧИВАЕМОЙ ОБЩЕСТВОМ ДУХОВНОСТИ И ОСОБЕННО ДУШЕВНОСТИ. Остановлюсь кратко на том, что ближе и больнее всего нам, нашему обществу.

1. Пока человек жил в "новой исторической общности людей" (в СССР) у него не должно было быть души, ибо в ней не нуждался, ее заменяли простая причастность к советскому народу (к макро- и микроколлективу), а духовность заменяла вера в "светлое будущее" (коммунизм).

2. Потрясения, вызванные концом Великой Утопии, в частности, концом великой державы - империи, казавшейся для всех абсолютно незыблемой, - потрясли и вытрясли нашу веру в себя, в нашу национальную доброту и "всемирную отзывчивость".

3. Современным людям - в тенденции - религия уже не представляется чем-то, исходящим от личного духа, она - лишь необходимая принадлежность к культурному миру; для бывших же советских люд ей, воспитанных на государственном воинствующем атеизме, религия сейчас стала чем-то вроде желанного утешения, которое, однако, почему-то мало утешает...

4. Отсюда интерес интеллигенции, потерявшей и не обретшей вновь Бога, к различным "эрзацам" - астрологии, парапсихологии, спиритизму, всяким сектам восточной мистики вплоть до преступных (вроде "Аум-Сенрике").

5. Политология, публицистика и политическая оппозиция запугивают общество финалистскими прогнозами, гражданской войной, тотальной преступностью и т.п., что привело к обратному эффекту - к некоему мазохистскому любованию нравственной грязью, человеческим дном, противоестественной эстетике страха и цинизма (в СМИ и в искусстве).

6. Душа наша сегодня стремится более всего обрести спокойствие и уверенность в крайне беспокойной и чреватой конфликтами неустойчивой ситуации. Поэтому, одни стремятся просто к возврату в прошлое, где все было ясна и устойчиво, казалось, навсегда (хотя не было никакой личной свободы); другие – к радикальному изменению форм мировоззрения и бытия, по крайней мере, экономического (рыночные отношения, свобода и демократия, плюрализм взглядов).

Сравним еще раз Россию и Европу, - теперь уже в плане самооценки, самопознания.

Для людей европейской культуры несомненно, что "познав себя, никто уже не останется тем, что он есть" (Т. Манн). Благодаря психоанализу, очевидно, что сие относится также и к обществу в целом: общество суть размноженная личность, по Фрейду, и Юнг продолжает: "с душой народа дело обстоит точно так же, как с душой отдельного человека". Вектор исторического развития Европы (в отличие от других континентов) прослеживается достаточно последовательно: от античного наследия, заложившего основу европейской цивилизации – nosce te ipsum ("Познай самого себя") через рационализм Декарта – coqito erqo saum - далее научную картину мира от Ньютона и Эйнштейна - к позиции, обозначенной выше Томасом Манном. Иначе говоря, homo sapiens стал homo faber - "человеком делающим", в том числе делающим себя и свою жизнь. Европейский человек - в принципе - всегда в процессе динамичного самопознания и саморазвития, он антиконсервативен, он переделывает себя, избавляется от глупого, наносного или вредоносного в себе, идя к душевному комфорту (американец - более к материальному, физическому комфорту). Так, германское общество после поражения и уничтожения нацизма 1945 г., глубоко осознав (с помощью своей интеллигенции - этого органа социального самопознания) свою "историческую вину" (К. Ясперс) перед человечеством, - себя превозмогло, освободилось от этой вины и с тех пор свободно и весьма успешно развивается.

Есть самовлюбленные люди, не желающие видеть свои недостатки и кичащиеся собою, есть таковые и нации ("стопроцентные американцы", по В.Сарояну). То есть возможна отдельная доминантная черта психики. Ипанский культуролог С. де Мадариага, например, описал в качестве таковой: ВОЛЮ - у англичан, РАЗУМ - у французов, СТРАСТЬ - у испанцев, я бы со своей стороны добавил: педантизм - у немцев; предприимчивость – у североамериканцев; "меч и хризантема" - у японцев....

Ну, а у нас, русских - что?

Россия всегда тянулась за Европой, а в начале XX столетия в поэзии, литературе, музыке, позже в естественных науках нередко сама задавала тон, но в отношении самопознания пребывает некоей странной - непознаваемой "вещью в себе" (почти по И. Канту, Dinq an sich selbst). Хотя на самом деле, как и все другие страны, будучи созидаемой собственной нацией, она , все-таки является "вещью для нас" – Dinq fur uns) и, следовательно, должна быть познаваемой.

Тем не менее, большинство крупнейших русских умов пророчили своей родине всенепременно великое будущее: то ли как особенному народу - богоносцу (славянофилы, почвенники), то ли как некоему "освободителю" всех других опять-таки особенного рода в силу своего затяжного рабства что ли "к топору" звали Русь западники, "революционные демократы").

В любом случае для всех, даже не ведающих, КУДА НЕСЕТСЯ РУСЬ - ТРОЙКА, было, несомненно, одно - РОССИЯ БУДЕТ!, И ОНА БУДЕТ ИГРАТЬ СУЩЕСТВЕННУЮ РОЛЬ в судьбах Европы, этого форпоста всей планеты.

Что же выясняется к концу XX века?

Россия действительно сыграла офонарительную роль (в смысле фонаря коммунизма) среди великих народов мира, но это оказалась роль... ЖЕРТВЫ. Причем жертвы, странным образом так и не осознавшей себя эту свою не лучшую роль. В конечном счете, после нескольких революций, очень коротких (одна короче другой: Парижская коммуна 1871 г. всего 70 дней!), Европа к концу XIX века вообще отказалась от революционных движений и даже идей. Жалкая кучка революционеров-социалистов (в том числе и марксистов), возникшая в Германии, была изгнана отсюда (Первый интернационал, "Международное товарищество рабочих" прекратил свою деятельность еще в 1876 г.), 1-й рейхсканцлер Германской империи Отто Бисмарк в 1878-90 гг. ввел специальный Исключительный закон против социалистов, запрещавший рабочие организации, собрания и социал-демократическую печать. Именно ему и принадлежит сакраментальная фраза: "Если хотите построить социализм, то выберите страну, которую не жалко". Русские социалисты с присущей им горячностью выбрали, конечно же, свою собственную страну (интернационалисты же! им патриотизм противопоказан): и вскоре народ-богоносец был превращен в народ - коммунизмоносец, который безжалостно истребил в себе свои лучшие национальные черты и святыни, а также и тех людей, что имели мужество хранить этим святыням верность.

Ну, а Европа, глядя на безмерную российскую жертву, получила возможность убедиться воочию в том, что социализм - это "путь к рабству" (Ф. фон Хайек) и поэтому лучше "пусть гибнут идеи, но не люди" (К. Поппер).

Выходит, что автор "Философического письма", которое недаром потрясло тогдашнее российское общество и за которое он был объявлен (сумасшедшим самим царем (неплохой аванс для будущей сегрегации культуры в Советской России), оказался - таки прав в своем поистине удивительном предвидении:" ...в общем мы жили и продолжаем жить лишь для того, чтобы послужить каким- то важным уроком для отдаленных поколений, которые сумеют его понять...". (Чаадаев П. Я. Статьи и письма. М., 1989. С. 48).

Если по-шпенглеровски принять за возраст поколения примерно 25 лет, то наше - уже седьмое после Чаадаева поколение (невольно вспоминается грустное чеховское "хоть ты и седьмой , а дурак"), кажется, вынуждено признать его правоту и заодно узнать, куда же, черт возьми, неслась Русь- тройка?! А - чтобы залететь в кювет истории, из которого теперь с грехом пополам выбираемся на общую магистраль...

Известнейший русофил Константин Леонтьев. (Летом 1864 г. будучи российским консулом в Турции на о. Крите, он был вынужден покинуть остров - из-за того, что на оскорбительный отзыв о России со стороны французского консула, Леонтьев ответил... ударом хлыста! Он окончил жизнь, приняв монашество в Оптиной пустыне), глубоко принявший идею Н. Данилевского об особом культурно-историческом типе России, был убежден, что "нам, русским, надо совершенно сорваться с европейских рельсов (т. е. революционных - М.К.) и, выбрав совсем новый путь, стать, наконец, во главе умственной и социальной жизни всечеловечества". (Леонтьев К. Записки отшельника. М., 1992. С. 303- 304).

Указывая на "великую будущность России", правда, при этом, не ведая "вредна ли или полезна будет эта будущность России для остального мира", он уповал, как это ни странно для глубоко верующего монаха, решать идеальную цель... военными средствами "и чем скорее, тем лучше".

(Историческое "шапкозакидательство" и впрямь обернется потом вместо "шапок" - штыками, танками и ракетами - в Чечне, в частности).

В самый канун XX столетия в своем итоговом - по мысли -произведении "Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории" (1899 г.) великий русский мыслитель Владимир Соловьев (пред которым и сам ультраконсерватор Леонтьев снимал шляпу) попытался подвести краткий духовный итог историческому развитию России среди человечества, уходя от крайностей и противостояния западничества и неославянофильства и спокойно показать истинное место России. Обособление России от Европы в особый культурно- исторический тип бессмысленно, - еще и прежде считал Соловьев, споря с Данилевским, а теперь заключил: "никакого самобытного греко-славянского культурно-исторического типа вовсе не существует, а была, есть и будет Россия как великая окраина Европы в сторону Азии (!- М.К.). И при таком своем окраинном положении отечество наше, естественно, гораздо более прочих европейских стран испытывает воздействие азиатского элемента, в чем состоит вся наша мнимая самобытность. Ведь и Византия не чем-нибудь своим, а тоже лишь примесью азиатского быта оригинальна, ну, а у нас изначала, а особенно со времен Батыя, азиатский элемент в природу вошел, второю душою сделался..."

Совсем отделаться от своей второй души нам невозможно, да и не нужно, мы ведь и ей тоже кое-чем обязаны, - но чтобы в такой коллизии не разорваться нам на части... необходимо было, чтобы "решительно одолела и возобладала одна душа, и, разумеется, лучшая, т. е. умственно более сильная, более способная к дальнейшему прогрессу, более богатая внутренними возможностями..." (Соловьев В. С. Три разговора. М.: "Пик", 1991. С. 90).

Смысл истории, заключал мыслитель, - в ОБЩЕМ КУЛЬТУРНОМ (ЕВРОПЕЙСКОМ) ПУТИ, который - по идее - должен постепенно охватить все отставшие в этом историческом движении народы, включая их в одно солидарное - и МИРНОЕ! - международное целое.

Спустя десятилетие после этого вышла в свет небольшая книга, которая вызвала среди российской общественности такой же "переворот в умах" (по оценке В. Розанова), как в свое время чаадаевский сумасшедший вердикт. "Вехи" (1909 г.) вызвали более 200 самых разнообразных откликов - от архиепископа Антония до А. Столыпина, и от Д. Мережковского до В. Ильина (Ленина). Это было вещее и уже, так сказать, не просто кассандровское, а вполне практическое предупреждение о неминуемой катастрофе социально-политической революции в России, буде ежели радикальная интеллигенция станет к ней толкать страну.

Однако глубоко предусмотрительное это пророчество не смогло сработать: в России уже складывалась, так называемая, радикальная (т.е. бродильная - "интернациональная", антипатриотическая) интеллигенция марксистов-большевиков, которые слепили в одно целое то, что до сих пор было разделено на "Россию и революцию" (последняя именуема "Европой"), взяв от каждого компонента самое простое и разрушительное и отбросив лучшее, духовно значимое. А именно: из всего величайшего европейского наследия ими была взята исключительно только одна тощая марксистская идея СОЦИАЛЬНОЙ РЕВОЛЮЦИИ, со стороны якобы неизбежно нищающего пролетариата.(Вспомните о роковом письме (1881 г.) Веры Засулич к Карлу Марксу - о применимости его теории пролетарской революции к российской, сугубо крестьянской стране, и отрицательный (!) ответ мэтра, который Засулич скрыла от всех.). А из двух полюсов русского наследия - "иконы и топора", т. е. православия и бунта, взят только последний: "Грабь награбленное!" и "Раздави боженьку!"

Бродильные интеллигенты забыли, что над всякой революцией тяготеет своего рода проклятие, являющееся ее имманентным признаком (отнюдь не тем "призраком", что "бродит по Европе"). На этот признак указал М. Робеспьер своему министру внутренних дел Гара: "В революции есть моменты, когда становится преступлением жить. Надо уметь отдать свою голову, когда ее потребует народ".

На самом деле, конечно, не народ, которого различные политические партии пытаются перетянуть на свою сторону, голов- то требуют как раз эти партии, пытающиеся утопить друг друга: так, французы- якобинцы казнят французов- монархистов и контрреволюционеров, а после термидорианцы в свою очередь казнят якобинцев - тех же Робеспьеров (обоих братьев) и громовержцев Дантонов; так, российские большевики-ленинцы казнят русских монархистов и преследуют затем своих же бывших сотоварищей- меньшевиков; так, сталинцы казнят ленинцев и т. д. и т. п.... .

Что же мы имеем сегодня?

Масштабы уникальной ИСТОРИЧЕСКОЙ ЖЕРТВЫ - национальной гекатомбы - России оказались такими, что они действительно "потрясли мир", причем они трясли его не по-французски, ну и тем более не "10 дней" (согласно Д. Риду), а семь с гаком десятилетий, пока, наконец, вполне образумившийся к этому времени цивилизованный мир, во главе теперь уже не с Западной Европой , а с США, объявил "крестовый поход против коммунизма". Дамоклов меч экспорта русской революции висел над Западом, да и Востоком (Китай, Вьетнам, Корея... далее везде) всегда, все семь десятилетий после 17 года. и именно безмерная жертва России ныне очистила (хотелось бы сказать, но нет - пока только очищает) мир от кровавого призрака коммунизма, бродившего по Европе, начиная со времени "Коммунистического Манифеста" Маркса- Энгельса, и пришедшего в страну, "которую не жалко".

Принято говорить об исторических чертах той или иной нации, как бы извечно ей присущих, т. е. проявлявшихся на протяжении многих веков ее истории. Их совокупность и именуют национальным характером, о коем, в частности относительно русского характера, написаны горы статей и книг. Здесь нет места уделять этому специальное внимание, но одно обстоятельство - в связи с вышеназванной исторической жертвой - нельзя не отметить.

Тертуллиан. О свидетельстве души. (III в.)

Чуть- чуть перескакивая через последующее объяснение, хочу отметить, что инструментом души является ИСПОВЕДЬ, т. е. способность до конца искренне излить свою душу, вывернуть наизнанку свой внутренний мир - так, чтобы посмотреть на себя со стороны. Эмоциональный мир же должен быть взят, как определяют экзистенциалисты, в "пограничной ситуации", на изломе. Для России это, прежде всего, СТРАДАНИЕ. На закате своей жизни Достоевский завещал молодому Мережковскому, принесшему мэтру на суд свои первые стихи: "Прежде чем писать, страдать надо, молодой человек, страдать!". Это относится не только к творчеству, но и к жизни вообще, во всяком случае к жизни русского человека. Да, страдать тоже надобно УМЕТЬ, т.е. рефлектировать свои переживания событий и ситуаций, превращать их, даже самые тяжкие, в свой внутренний опыт. Я называю это САМООТРАЖЕННЫМ ЧУВСТВОМ - и в этом, говоря предельно сжато, вся "тайна души".

Тем и славна история русской культуры: в далеком прошлом- соборов и икон, а в XIX и XX веках литературы, театра, музыки и религиозной философии, что она глубоко, истово ИСПОВЕДАЛЬНА. За исключением, однако, советской культуры, "социалистического реализма", - поскольку тот ориентировался на "Державу", т.е. вовне, а отнюдь не "внутрь" - на душу человеческую. Все, что было у нас в советские времена настоящего в поэзии и прозе - от Цветаевой и Пастернака, Булгакова и Платонова до В. Шукшина и И. Бродского; от таких шедевров национальной литературы, как "Мастер и Маргарита", "Доктор Живаго" до романов "Жизнь и судьба", "Архипелаг ГУЛАГ" и "Белые одежды". Ведь все это создавалось ВОПРЕКИ господствующей идеологии. Это было тайным, необъявленным продолжением великой христианской ИСПОВЕДАЛЬНОЙ традиции - стремлением (так сказать, национальным!) излить страдающую душу, тем самым- и это главное! - ПРЕОБРАЖАЯ ее и еще - самое наиглавнейшее!! - принести некое искупление России, ее исторической вине перед собою.

Итак, вперед - в чем же тайна ДУШИ человеческой? Или, говоря уже научным языком, в чем ее специфика, ее структура?

Нет никакой возможности рассказать сейчас о тысячелетней истории взгляда на этот феномен в различных культурах мира, я ставлю своей задачей синтезировав лучшее, продуктивное, попытаться дать новый и достаточно ясный и краткий ответ на вековечный вопрос. Я исхожу при этой дерзновенной попытке из заповеди великого нашего математика Лобачевского, который считал, что даже самую сложную теорию можно свести к некоторым ПРОСТЫМ НАЧАЛАМ.

Понятно без разночтений, что душа сопричастна психике и является некоей ее существеннейшей частью. (С этого, по- видимому, и должна начаться перестройка в нашей сегодняшней психологической науке, поскольку вся советская психология, по сути дела, вывела душу, забрав ее в кавычки, за пределы психологии).

Лет 15 занимаясь этой проблематикой, я, грешный, пришел к некоторым выводам, с коими сейчас, пользуясь удачным случаем, хочу поделиться. Для простоты и наглядности предлагаемой концепции я прибегну к несложным схемам.

Естественно, что сложнейший состав человеческой психики изучали и описывали с древнейших времен - причем каждая эпоха по-своему тоже стремилась свести ее к неким простым началам и поэтому акцентировала то, что ей самой было наиболее близко. Скажем, Просвещение XVII и XVIII веков акцентировало РАЦИО, по Декарту и Юму; Руссо акцентировал ЧУВСТВО (нравственные чувства, прежде всего) - здесь корни его сентиментализма); Шиллер и романтики - ИДЕАЛ, т.е. ЭСТЕТИЧЕСКИЕ ЧУВСТВА; Шопенгауэр и Ницше, их последователи-волюнтаристы - ВОЛЮ. С древнейших времен философами и богословами на вершину возводилась ВЕРА. Открытия естественных наук и психологии сделали незыблемым положение о том, что все в психике начинается с ОЩУЩЕНИЙ (эмпиризм, эмпириокритицизм). Наконец, древнее представление о БЕССОЗНАТЕЛЬНОМ - от Платона через Шеллинга и Э. Гартмана было усвоено и разработано вплоть до практического (медицинского) использования в психоанализе нашего века.

В результате мы имеем перед собой психический конгломерат, где все перемешано, и неизвестно, как именно все это может быть "распределено" (т. е. для анализа), разложено и как оно взаимодействует. Что же касается БЕССОЗНАТЕЛЬНОГО, то бесконечные дискуссии о нем психологов всего мира до сих пор не исчерпались. Бессознательное проявляется так или иначе в поведении человека. Но случаются индивиды чудовищно примитивные, так сказать, до - человеки - вроде бродяги "амбала" Дзампано из гениального фильма Феллини "Дорога". Но даже и для такого "амбала" - бесчувственного, в сущности бесчеловечного тела- возможности обретения человеческого, душевного оказываются не закрытыми. Феллини показал, что при созерцании страшных последствий своих тупо жестоких действий - убийства невинного акробата и как его последствие - сумасшествия и смерти своей подруги - у такого дочеловека в конце концов пробуждаются некие судороги страдания, а следовательно, хотя и конвульсивная, но все же почва для сострадания, т. е. пробуждаются элементы души. Страшной ценой. И если еще раз экстраполировать опыт личности на опыт народа, то становится понятным, что тяжелейший, физически и нравственно травматический опыт жизни народа не может прозябать втуне, - именно это и рождает потенции ДУШИ. Не случайно в нашей российской реальной (а не только художественной) истории зафиксированы случаи, когда лютые разбойники (вроде воспетого в фольклоре Кудеяра) "вдруг" почему-то переставали грабить и убивать и, устыдившись, обосновывали скиты и пустыни (напр. знаменитая Оптина пустынь основана, по преданию, в XIV в. разбойником Оптою - в иночестве Макарием).

Стало быть, потенции души уходят в глубины бессознательного.

Какова же возможная структура бессознательного?

Если все, что развивается "наверху" (в сознании), должно поначалу иметь место "внизу" психики (но вне сознания индивида, т.е. "бессознательно"), то это значит, что бессознательное есть унаследованная структура, являющаяся биологическим фундаментом всей психики; она биоэнергетически соединяет человеческий мир со всем ОРГАНИЧЕСКИМ, со всем земным, возможно, даже с космическим (но невидимо, нерегестрируемо). Бессознательное имеет слои: ЛИЧНОГО, где наследуется генотип родственный, семейный - от родителей и фамильных предков. (Пример: в Пушкине, русском столбовом дворянине, "вдруг" обнаружились психосоматические черты его отдаленного африканского предка - смуглость кожи, курчавость волос и т.д. плюс "бесстыдное бешенство желаний", по собственной автохарактеристике). Затем залегает более глубокий слой ЭТНИЧЕСКОГО (НАЦИОНАЛЬНОГО И РАСОВОГО), где наследуются соматические и психические черты этноса (расы), к коим принадлежит данный индивид и через которые внешний мир входит во внутренний мир человека.

Хотя идея о коллективном бессознательном не вызывала в науке серьезных возражений, однако, не следует увлекаться и, скажем, истоки ОБЩЕЧЕЛОВЕЧЕСКОГО пытаться объяснять тоже через него (т.е. как если бы "общечеловеческое" скрывалось тоже в бессознательном).

В том-то и дело, что - нет! Общечеловеческое не может залегать на бессознательном уровне, будучи комплексом духовного и душевного. Оно суть плод СОЦИО-КУЛЬТУРНОГО, нравственного развития человечества как именно человеческого (а не животного, биологического), и само понятие ЧЕЛОВЕЧЕСТВА не случайно сложилось в истории весьма поздно - только в эпоху Просвещения. Ничего ОБЩЕЧЕЛОВЕЧЕСКОГО не было у первобытных племен или кочевых орд варваров или, скажем, в "стаях" уголовного мира и сегодня, - это ОБЩЕЕ создает только социо-культурная развитость данного социума или конкретно лица.

История человечества есть история отнюдь не ОБЩЕчеловеческих ценностей, а локальных - этнических, расовых или даже религиозно- конфессиональных, ареал которых лишь постепенно расширялся. Например, христианство на уровне своего духовного источника объявило, казалось бы толерантность с самого начала (равенство "иудея и эллина"), но на деле вся его история полна нетерпимости и кровавых преследований - крестовые походы, конкистадоры в Америке и т. д. "Варфоломеевские ночи", как и еврейские погромы, бывали повсюду - именно потому, что идея ОБЩЕЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ценностей на уровне сознания безусловно уступает по силе инстинктивной агрессии (если она разбужена), коренящейся в коллективном бессознательном. Противоположности "свои - чужие", "мы - варвары" (мы, "правоверные" - они, "неверные") лежат в корне всех конфликтов и войн ab ovo до наших дней.

Так что этнический (национальный) генотип, по-видимому, залегает как раз на уровне бессознательного, как инстинкт "стаи" и соответственно "вожака" у стадных животных (у людей - харизма). Поэтому-то аппеляция к "национальному чувству" (то бишь к "инстинкту стаи") столь легко находит непосредственный отклик у внекультурных людей, или если под мощным прессом пропаганды отключить культурную память - общечеловеческие ценности - у кого угодно, особенно в массе при наличии харизмы "вожака". Здесь истоки массового шовинизма, антисемитизма, геноцида; ныне терроризма под религиозным флагом (комикадзе), и т.п. Апелляция только к этническому, национальному ("Гей, славяне!") или только к конфессиональному ("Эй, православные!" или "Ну, мусульмане!") есть обращение, на которое возможен непосредственный отклик где-то в глубинах бессознательного , а отнюдь не сознания, потому-то под подобные лозунги легко сбивается некритичная масса, и начинается еврейский погром ("Бей жидов, спасай Россию!", то бишь православных) или джихад ("Аллах акбар!").

Апелляция же к общечеловеческому ("Он - такой же человек, как я!") есть обращение только к разуму и к ЭТОСУ - нравственному, т.е. сознательному самоотраженному чувству - к ДУШЕ ЧЕЛОВЕКА. Почему я осмеливаюсь, не будучи врачом, вторгаться в те сферы психики, где до сих пор оперировали в основном медики, психоаналитики- практики?

Дело в том, что все они, даже несомненные корифеи медицины с теоретическими данными (вчера Фрейд, Адлер и Юнг, сегодня С. Гроф) смотрели на мир в целом с позиции именно практикующего врача, т. е. они видели БОЛЬНУЮ СТОРОНУ мира, которая закрывала volens- nolens для них все, и мир постепенно в целом начинает представляться больным. (Хоть я не исключаю того или иного, отдельно взятого, психически "больного общества" - нацистской Германии, сталинского СССР). Таков он в окулярах психоанализа. Но человечество в целом не может быть больным; история - не вселенская больница и не сумасшедший дом народов (хотя отдельные его части могут на время и занемогать).

Первые теоретики бессознательного видели в нем, прежде всего, источник страданий, душевных болезней, агрессии, жестокости - всего негативного. Но сегодня уже необходимо посмотреть на мир шире и судить о человеке не тогда, когда он болен, а когда ВЫЗДОРОВЕЛ, т.е. обрел человеческое, общечеловеческое, или для того, чтобы скорее выздоровело то или иное занемогшее общество. Фрейд сделал субстратом ЛИБИДО, Адлер - ВЛАСТЬ, К. Лоренц - АГРЕССИЮ и т.д., но на самом деле каждый из названных феноменов - лишь ОДИН ИЗ элементов бессознательного.

НРАВСТВЕННОЕ самоотражение чувств - это когда переживания другого человека я способен воспринять как свои собственные (механизм "вчувствования", эмпатии- Einfuhlung, по Т. Липпсу), иначе говоря, как бы перенос ДРУГОГО НА СЕБЯ САМОГО ("Я и ты", по М. Буберу.)

ЭСТЕТИЧЕСКОЕ самоотражение чувств - это когда воспринимающий человек способен объект любования отчуждать от своего непосредственного личного интереса, "корысти" (по Канту), т.е. перенос как бы НАОБОРОТ - от себя на всех, на любого "другого" ("Я на земле живу с другими вровень, пусть ближний расцветет моим здоровьем", - Поль Элюар.)

Мировые религии ориентированы, прежде всего, на внутренний мир человека, дабы вывести его достойным на социальную орбиту, на ценности всего человеческого общества. Следовательно, их доминантный объект НРАВСТВЕННО - ЭМОЦИОНАЛЬНАЯ сфера человека, - его душа. Религия и призвана "спасать душу", - разработан за долгие столетия поразительный институт "бессмертия души". Правда, несомненным и вполне реальным бессмертием обладает та душа, что опредмечена в шедеврах искусства: "Душа в заветной лире мой прах переживет и тленья убежит". И благодаря высокому творчеству поэт, писатель, вообще художник преображает себя- "спасает свою душу". (И в наше время В. Высоцкий перед смертью написал, что он готов предстать перед Всевышним, "Мне есть чем оправдаться перед ним"). Через общественный резонанс произведений значительного творца преображается и развивается дальше вся национальная культура - даже если гениальный автор при этом ставит только сугубо личные цели. Так, Гоголь говорил: "Я написал "Мертвые души" не для того, чтобы спасти Россию, как думает г. Белинский, а чтобы спасти свою душу". Чтобы человек не оставался в горьком одиночестве в этом трудном процессе, он обращается к Богу как к высшему собеседнику и супер-учителю.

Николай Гоголь. «Тарас Бульба»

После заката советской империи (и всего соцлагеря, занимавшего чуть ли не треть цивилизованного мира), как и на закате Рима, возникла болезненная потребность в обретении духовной точки опоры. Вряд ли ее может дать сегодня западное христианство, или психоанализ во многом исчерпывающий себя лечением патологии - ведь весь мир, как и отдельно взятый народ, не может быть поголовно болен. Возможно, что эту роль сможет выполнить, даже не ставя себе это специальной целью, а вполне спонтанно, так сказать бессознательно, нация, обладающая высокой духовной культурой (имея в виду цвет этой нации), но исстрадавшаяся, обескровленная бесчисленными жертвами и экономически изнемогающая при изобилии ресурсов.

Именно она сможет взять на себя ту историческую миссию, которую некогда исполнило раннее христианство. Народ - не столько «богоносец» (после 2000-летия сие уже не работает) и тем более не коммунизмоносец (после крушения СССР тоже не работает), а НАРОД - СТРАСТОТЕРПЕЦ, вынесший все возможное и невозможное, человеческое и «слишком нечеловеческое» (если перефразировать Ницше) и тем самым выпестовавший РАНИМУЮ и СОПЕРЕЖИВАЮЩУЮ ДУШУ, способную стать флагманом для наций сытых и удовлетворенных. В ответ на «гуманитарную помощь» с их стороны он может им оказать свою ДУШЕВНУЮ помощь. Ведь западная глубинная психология (включая психоанализ) не случайно констатировала для западного общества недостачу «любви и нежности» как принципиальный общесоциальный недостаток.

Как бы там ни иронизировали современные язвительные поэтические умы (вроде Игоря Губермана), но одним только «умом» Россию все-таки действительно не понять - ее загадочную душу ( т.е. нерациональную - в том-то и загадка!), и вся история тому свидетель.

Вспомним наше общество того времени, когда психоанализ (более всего в лице К.Г. Юнга) обратил Запад к поискам души - знаменитая работа Юнга «Проблемы души нашего времени», 1931). После потрясающего самоубийства Есенина, написавшего единственный раз в истории человечества собственной кровью поэтическое завещание современникам, что вызвало громадный резонанс в обществе, Маяковский запальчиво заявил: «В этой жизни умереть не трудно, сделать жизнь значительно трудней». Но вскоре тем не менее тоже не стал «делать жизнь», а застрелился.

Где же тут логика жизненного поведения, в данном случае индивидуального? Да и социального тоже: строили в исступлении (ночные демонстрации и манифестации 30-х гг.), с бесчисленными жертвами (архипелаг ГУЛАГ) принципиально новое общество, истошно делали «нового человека» - и это на протяжении жизни целых трех поколений! Грозили всему миру, что «догоним и перегоним»!! И что ж?... Нет ни нормального общества, ни нормально живущего в нем человека. Да и само наше российское нынешнее состояние, как говорится, уму непостижимо (почти по Тютчеву). Вот и остается, по завету западного ума, заглянуть в тайну самой ДУШИ НАЦИОНАЛЬНОЙ. Александр Блок сказал: «И в тайне ты почиешь, Русь». Так не пора ли после всего перенесенного, наконец, все-таки проснуться, как некогда Илье Муромцу?...

* * *

Из всех христианских народов, как показывает история, наибольший накал ДУШЕВНОСТИ - самоотраженного страдания, покаяния - присущ русской православной душе и вере. Вспомните совет Сони Раскольникову: «Поди на площадь, пади на колени и покайся перед народом...» Еще Вогюэ, впервые в Европе специально исследовавший русскую литературу (1886) отметил, что основные идеи теперь исходят уже не из французского духа, а из РУССКОЙ ДУШИ - russe anima. Великий поэт Испании Антонио Мачадо уже в наше время (30-е гг. ХХ века) назовет Россию Благородной и своею «сестрой», как чуть раньше А.Блок звал ее своею «женою».

На высшем витке развития, как показали крупнейшие философские умы (Кант, Шиллер, Гете), Добро становятся Красотой, т.е. этическое переходит в эстетическое (и наоборот). Согласно величайшему открытию Канта в области эстетики, ТАЙНА КРАСОТЫ - в БЕСКОРЫСТИИ («незаинтересованности») переживающего ее чувства.

Так вот русская душа, «по природе своей» - БЕСКОРЫСТНА, или говоря иначе, Россия, русские, « по природе своей», душевны. Русской психике свойственна большая, чем для иных этносов «незаинтересованность» чувств и созерцательность духа. Я имел здесь в виду западные нации, поскольку Восток в классических формах своей культуры отличается в этом плане как раз тяготением к созерцательности. Но Россия ведь не случайно - ЕВРАЗИЯ, вобравшая в себя самое существенное рацио с Запада, из Византии - исихазм (исихайя - по-гречески, покой, отрешенность, отсюда светоносность старых русских икон как свет горнего Духа), а от Востока созерцание как недеяние («праздность - подруга размышления», по Пушкину). Наконец, согласно русскому народному самосознанию, «люблю - значит жалею», - это уже из собственной горемычной истории, перенесшей и чужеземное долгое иго, и собственных Иванов Грозных и Иосифов Кровавых, опричнину и КГБ. Посему и на уровне чисто народной (фольклорной) культуры, и на высших витках профессиональной мы встречаем в качестве ведущих, излюбленных образов - именно созерцательных и бескорыстных героев, представляющихся для «нормального», расхожего сознания чем-то вроде «дурачка» - блаженного: от Иванушки-дурачка в старых сказках до «лишнего человека» у классиков ХIХ в., князя Мышкина - «идиота» у Достоевского, Мастера у Булгакова, доктора Живаго у Пастернака. По-видимому, РУССКАЯ ИДЕЯ - это как бы объединяющее название для гармонии созерцательности (Дух) и бескорыстной любви (Душа).

Если это так, то из этого следует, что среди многих культурных наций мира именно русская душа живет на нравственных и эстетических вершинах духовного хребта человечества. (Это - в тенденции, а на определенных этапах исторического развития многие бездушные люди из русских, да, да, тоже русских! - нередко падали в бездну нечеловеческого).

Русская культура - носительница лучшего наследия из всего комплекса русской души; причем она не только ее продукт, создание, но и в свою очередь ее созидательница. Пушкин, ставший символом русской души, «русского человека в его развитии» (по Гоголю), - он ее не только наследует и воспроизводит, но и сам в свою очередь развивает дальше, созидает. В этом смысле от Онегина пошел последующий русский мужчина, а от Татьяны - русская женщина. Достаточно трудно однозначно определить, к какому полюсу и образу пришел русский мужчина сегодня (тут ведь не только «лишний человек» - Печорин, Рудин, Лаврецкий, Обломов..., но и их антиподы - Штольц и Лопахин, рубящий «вишневый сад» или сегодня «новые русские»). Но зато с русской женщиной, носительницей «национального бессознательного» в куда большей степени - дело обстоит много определеннее.

Не случайно от Герцена до Бердяева национальные умы считали, что душа России - ЖЕНСТВЕННА! (А "вечно Женственное", по Гете, влечет нас ввысь!) В результате русская женщина, как и русская литература, в ее высших индивидуальных образцах покорила западный рационализированный ум. Наши русские интеллигентные женщины и были выпестованы именно и более всего национальной классической литературой, они воспитывались на женских образах Пушкина, Тургенева, Гончарова, Толстого, Достоевского, Чехова. Вот почему - не случайно! - крупнейшие художники Запада, ценители женщин - от Пикассо до Сальвадора Дали - любили русских женщин и даже на них женились. А в области мысли и духа? Достаточно сказать, что женоненавистник Ницше любил... русскую, и сам отец психоанализа заимствовал стержневую идею Танатоса от своей блестящей ученицы - русской, а величайший поэт века Рильке был связан самыми наисокровеннейшими духовными узами с Мариной Цветаевой и через нее с душой России (в чем сам благоговейно признавался).

Этот вывод, к которому мы подведены сейчас, глубочайший поэтический ум на Западе провиденциально предсказал еще в самый канун ХХ века. Так, Р.М. Рильке, полюбивший Россию, ее особенную душу и изучавший ее церкви, иконы, поэзию, писал в 1899 г., что это - «даже то единственное, что имеет смысл знать». Душе этой по-видимому суждено назначение высокое, но « трудно высказать, сколько новизны в этой стране и сколько будущности» (Рильке р.м. Ворпсведе. М., 1971. С.361).

Конечно, было бы односторонним, подчеркивая этот, позитивный момент, закрывать глаза на негативный. Юнг указывал, что «все отбрасывает свою тень, и темное также принадлежит моей целостности». Поэтому, подобно тому, как, скажем, у японской души (не стоит забывать про наше евро-АЗИЙСКОЕ происхождение) есть тоже свои два противоположных полюса - «меч и хризантема», у русской души - «икона и топор» (Дж. Биллингтон).

Так что наряду со страстотерпцами и святыми («иконой») - от старейших великомучеников до Иоанна Кронштадского и патриарха Тихона был у нас, увы, и свой национальный «топор» - злодеи, в том числе и во главе нации, и бунт, «бессмысленный и беспощадный» (по определению Пушкина). В этом плане становится понятным, с одной стороны, нынешний истошный порыв к уровню абсолютной свободы, а с другой - маразматический расстрел Верховного Совета из танка или постыдная война в Чечне (первая).

Итак, поскольку народ, нация - это как бы размноженная личность, то схема психики человека вполне экстраполируется и на нацию в целом. У нации (общества, страны) тоже есть свой ДУХ, ДУША и, конечно, ТЕЛО. В «поле» тела (а оно ведь пронизано психоэнергетикой) включается все произведенное данным народом на своей исконной территории, на его РОДНОЙ ЗЕМЛЕ (отсюда, из психоэнергезированного поля физической родины рождается нравственно - эмоционально пережитый ОБРАЗ РОДИНЫ). Обжитое данным народом (или народами, включенными в единое многонациональное общество и государство) за долгое историческое время, включая «дух предков», погребенных здесь же, на своей родной земле, «унавоженной» их телами и душами, - и созидается соответствующая национально-территориальная АУРА.

Не здесь ли, кстати сказать, таится странная, трудно объяснимая тайная неприязнь или в лучшем случае подозрительное, напряженное отношение типичных наций - к народам, не имеющим своего «тела», т.е. исторически сложившейся обжитой территории? У таких народов - скитальцев, как евреи, цыгане, разъята была целостность национального организма, т.е. душа и дух остались там, откуда навсегда, во всяком случае на долгие столетия, на сотни поколений изгнанным оказалось тело...

С другой стороны, чем «тело» (территория) народа больше, тем соответственно шире и душа его, и, следовательно, вся аура, все психоэнергетическое поле. Например, знаменитая, вошедшая в пословицу «русская ширь», а, поскольку каково строение тела, таков и характер (по Э. Кречмеру), адекватна ей «русская лень» (вспомним у Достоевского: «Широк, ох, слишком широк русский человек, надо бы сузить...» или в популярном романсе: «...и стряхнуть мою русскую лень»).

Итак, тело нации - ее исконная территория, в коей покоятся предки и над которой витает самый дух их, включая близких и родных, - посему она и именуется «родной землей» - Родина, Отечество. Понятно, что это тело - не косное, не мертвое, напротив, оно одухотворено, одушевлено, его как бы вбирает в себя каждая чуткая национальная душа: начиная с бесконечной дороги, воспетой Гоголем («нечто длинное - длинное, чему не видно конца, точно жизнь человеческая, точно мечта человеческая») и заканчивая нивами: «Над печалью нив твоих заплачу, твой простор навеки полюблю» (А. Блок) Это самое «тело» нации («шестая часть Земли с названьем кратким «Русь», по Есенину) так томило всех великих поэтов «странною любовью»: «Но люблю тебя, родина кроткая, а за что, я понять не могу» (Лермонтов).

Откуда же, отчего эта странная, почти мучительная и в то же время матерински или сестрински нежная, самоотверженная любовь к своей родине - России?

Эллада знала гармонию духа, души и тела. Современный Запад с его цивилизацией, удушающей духовность и особенно душевность, знает разлад, глубокий конфликт Духа и Души (по Л. Клагесу) - при комфорте Тела.

Что же касается России, то она никогда не ведала комфорта ни души, ни тем более тела. У нее, как известно, «особенная стать», - стало быть, и разлад, конфликт тоже свой, специфический. Я бы осмелился обозначить это так: ДИСГАРМОНИЯ духа и тела - говоря языком поэта, - «нежности» духа и «тяжести» тела - при общей извечной дискомфортности всего национального организма. Пытаясь сказанное дифференцировать психологически, я бы указал еще на амбивалентность этих противоположностей, т.е. одновременное сосуществование противоположных состояний. Вспомним хотя бы из Некрасова определение, ставшее притчей во языцех: «Ты и суровая..., ты и обильная, ты и могучая, ты и бессильная матушка - Русь». А вот современное амбивалентное определение:

(Владимир Высоцкий. Купола)

«Путь из варяг в греки» был не только историко-географическим, он постепенно, из века в век проецировался во внутренний опыт нации, он формировал ее «строение тела и характер»: от Византии - суровость, из варягов пришла чужеродность власти, позже от рационализированной Европы - рефлексия духа, от Востока - ширь и вкус тела, плоти («Да, скифы мы, да азиаты мы... мы любим душный плоти запах» - Блок); наконец, от собственной многострадальной истории - всемирно - отзывчивая душа. Так что, говоря бессмертными словами Марины Цветаевой, русский народ, наша нация (конечно, лишь в тенденции ее развития, вопреки политическим "протуберанцам") вправе сказать о себе: «Не убить мою душу живу». Именно потому и не убить, что это - душа нации в целом, лучших людей Отечества - как в самой непосредственной истории, так и в ее духовном зеркале - в поэзии, литературе, искусстве.

Из-за принципиального («бессознательного»!) бескорыстия России так трудно и к рынку всем миром перейти (с национально неприемлемым для нее законом «чистогана» и индивидуализма) и парламентскую демократию принять - из-за корней своей опоры на общину, на коллективизм, с одной стороны, а с другой - на "доброго царя". Посему и Госдума до сих пор напоминает "новгородское вече" с его спецификой - кто кого перекричит, подавит или перешибет.

Русскому духу и душе наиболее близка (разумеется, опять-таки только в тенденции, на великих примерах, а не поголовно) евангельская сентенция "ИМЕЙТЕ, КАК ЕСЛИ БЫ НЕ ИМЕЛИ". Это и есть бескорыстный, т.е. истинно эстетический и нравственный человек. Эта идея только через душу, т.е. нравственно-эмоциональную сферу, способна непосредственно воздействовать на жизнь всего общества, т.е. и на его историю, а, значит, на наше будущее. Она известна всем народам, но ведь далеко не все из них до сих пор заразились ею. В этом смысле становится ясным, почему и "дух коммунизма" с его провозглашенным бескорыстием, всеобщим равенством - ЗАПАДНЫЙ по происхождению, однако, не прижился нигде на Западе. Всё дело в том, что идея способна овладеть массами не в силу её гениальности или очевидности ("Грабь награбленное!" - моментально овладевает), а только в том случае, если какие-то внутренние психологические особенности и потребности данной массы отвечают этой идее.

В этом смысле душа России (русский дух и душа) оказалась, по природе своей, по исторической и неким образом даже "биологической" (т.е. бессознательной) - НАИБОЛЕЕ ХРИСТИАНСКОЙ, что и было приписано одному из её компонентов - православной вере. Просто сама эта русская "форма" христианства с её извечным послушанием власти более адекватна данному национальному характеру, так же, как протестантизм - духу капитализма (по Максу Веберу), т.е. волевым англичанам , дотошным немцам, предприимчивым американцам, но отнюдь не это близко страстным испанцам и итальянцам или созерцательным индусам.

К принципиально новому повороту должна быть некая БЕССОЗНАТЕЛЬНАЯ готовность, ибо нельзя, так сказать, ЗАХОТЕТЬ быть душевным человеком (или народом, нацией); так же, как, с другой стороны, нельзя ЗАХОТЕТЬ БЫТЬ предприимчивым. То и другое дается как талант, как определенная врожденная способность, которой отвечает соответствующая социальная и индивидуальная потребность в данной ценности. То, какой из принятых нацией принципов (ценностей) оказался для нее ближе всего - это, стало быть, вопрос не столько сознательного ВЫБОРА, сколько исторической СУДЬБЫ (даже если под понятием судьбы иметь в виду то, что Илья Пригожин называет "случайностью", т.е. некую случайность хода во всеобщем необходимом ходе вещей). Так, по преданию, киевский князь Владимир выбрал из всех предложенных ему типов конфессий... православие, якобы из-за красоты обряда.

Заключить этот фрагмент о феномене русской души лучше всего мыслью того, кто своей гениальной интуицией проник в самый тайник этой души.

"Знаю, подло завелось теперь на земле нашей: думают только, чтобы при них были хлебные стоги, скирды да конные табуны их, да были бы целы в погребах запечатанные меды их. Перенимают, черт знает, какие бусурманские обычаи; гнушаются языком своим: свой со своим не хочет говорить; свой своего продает, как продают бездушную тварь на торговом рынке... Но у последнего подлюки, каков он ни есть... есть и у того, братцы, крупица русского чувства (!). И проснется оно когда-нибудь, и ударится он, горемычный, об полы руками, схватит себя за голову, проклявши громко подлую жизнь свою, готовый муками искупить позорное дело. Пусть же знают все, что значит в Русской земле товарищество!" (Николай Гоголь. "Тарас Бульба").

Хотелось бы, чтобы этот текст прочитали успевающие из "новых русских".

* * *

Банальным стало всеобщее цитирование мысли Достоевского о красоте, которая якобы спасет мир (правда, И. Бродский в своей Нобелевской речи к этому добавил, что мир-то спасти вряд ли удастся, но отдельного человека всегда можно). Банальностью становится и гениальное, сделавшееся расхожим и тем самым утратившее свою уникальную суть. А суть-то, как было сказано, в кантовском открытии "тайны" красоты и ее восприятия (недаром наш замечательный соотечественник Я.Э. Голосовкер сблизил Канта и Достоевского в одноименном исследовании).

Так что мир "спасет " не красота сама по себе, а способность людей воспринимать и любить ее бескорыстно и оценивать "незаинтересованно", стало быть и любить другого, "жалея", а не получая только удовольствие от своего чувства. Но эта способность должна стать всеобщей, т.е. ОБЩЕЙ ДЛЯ ВСЕХ! Так что высшая фаза развития мира и человечества - это отнюдь не благосостояние, не ЭКОНОМИКА, по Адаму Смиту, а ЭСТЕТИКА, по Канту и Достоевскому, - красота и любовь по-русски. Только мир до этого, увы, еще не дорос.

Было, доростала Россия в пору своего серебряного века (не случайно же лучшие русские умы - и западники и славянофилы - предрекали равно ей великое будущее), когда она подарила миру блистательный цвет культуры первой половины XX века - правда, либо в соответственном подполье, либо вообще за кордоном (еще один трагический дискомфорт!).

В самой же России сейчас мы вернулись... к экономике. Эстетика же, как и культура вообще, в лучшем случае брезжит где-то впереди, да и то свет этот еще не всем виден, тем более он не открыт умам, занятым лишь коммерцией и рынком. Но как сказал ослепший Фауст, когда его ослепила Забота": "Вокруг меня сгустились ночи тени, но свет внутри меня ведь не погас... и впереди мой светоч - внутренний мой свет". Такой фаворский свет излучает тайная душа России. Станем же достойным узреть его, и нам откроется ПРЕОБРАЖЕНИЕ, для чего надобно встать на великий национальный культурный уровень, ибо, как сказал поэт: "Родиться русским слишком мало, им надо БЫТЬ, им надо СТАТЬ!" (Игорь Северянин).

Со стороны высокого искусства сохранилось замечательное завещание, а именно творца величайшего симфонико - оперного трагического действа "Кольца Нибелунгов", включающего в себя также "Закат (гибель) богов". В 1881 г. Рихард Вагнер настаивал на антагонизме между буржуазным обществом и искусством: "Если мы вообразим в руках Нибелунга вместо рокового кольца биржевой портфель, то получим страшный образ призрачного владыки мира" (цит. по кн. Лосева А. Ф. Исторический смысл эстетического мировоззрения Рихарда Вагнера в кн. Вагнер Р. Избранные работы. М. 1978, с. 40).

Так, во многом повторив общую эволюцию немецких романтиков, великий музыкант конца XIX в. отметил антагонизм между корыстным всесильем рыночного общества и бескорыстием искусства.

Так что вослед великим романтикам почувствуйте тайную, внутреннюю силу душевной красоты - вопреки силе биржи - и проникнитесь жаждой возвратить утраченную песнь- душу России, составившую ее национальную гордость.

* * *

А. С. Пушкин "Осень"

Итак, что же будет? Нельзя не задаться этим вопросом. Нагибин ушел от нас с тяжким, почти безнадежным ощущением отсутствия света в конце нашего исторического тоннеля: в лучшем случае - "будет все та же неопределенность, зябь, болото, вспышки дурных страстей; в худшем - фашизм".

ДА, но каково с этим сознанием жить нам, так сказать, оставшимся в живых?

Неужели наша вечная Русь, и могучая и бессильная, не способна никогда отрешиться от проклятого повторения своих ужасных черт, от, говоря – по-гоголевски, "страхов и ужасов России"?! От бесконечных, бесчисленных и изматывающих жертв?